PanchaDevi
|
В Восточной Европе температура зимой достигает и -25°С и -30°С, но для нас выросших в Японии, жизнь в полевых условиях (в палаточном лагере) не прошла даром. Бывало и такое, когда с наступлением утра, мы находили трупы моих друзей, окоченевших от холода. Ведь война уже закончилась, и умереть здесь… так глупо… И сколько мы не звали назад, никто к нам уже не возвращался. Боевой товарищ (бывший кавалерист) в непогоду довольно быстро долетел на санях до пункта приема продовольствия лагеря. Даже сильные русские солдаты были поражены мощью коня. "А кони-то крепкие!". Хоть картинка получилась красивой, однако в тот день разыгралась жуткая метель и в кромешной темноте, когда на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно, мы работали под конвоем советских солдат. Многим досталось в тот день. Я тоже в тот день был на волоске от смерти, когда сорвался с обрыва. Меня, сломленного несчастной судьбой, поддержали мои друзья. Когда я пришел в себя, я подумал: "Неужели здесь мне суждено умереть?!". Нас загружали в грузовики и долго везли. Наша работа с другом заключалась в скалывании льда на реке. Лишь стоило немного зазеваться, то можно было поскользнуться и упасть. "Да, широкая река", - думал я. Это был Днепр. По приказу советских врачей нас повели в баню. В баню, при -25°С ?! Это скажу я вам совсем не шутка. Если бы мы не были такими молодыми и здоровыми, то запросто могли умереть от переохлаждения. Мы растапливали снег в железных бочках, и каждый мылся на морозе одной чашкой воды. И здесь я снова почувствовал дыхание смерти. Это было самой ненавистной обязанностью. В гробовом молчании все глаза направлены только на острие ножа. В наполовину вошедшей в землю комнате, под свет тоненькой самодельной свечи, разрезался хлеб. Черный хлеб. Женщина-сержант советской Армии. В стране равенства мужчин и женщин большим удивлением для всех было видеть женщину-солдата. У японцев, которые все еще жили в старом добром патриархате, это явление вызвало крайний шок. Стойкие к холоду, волевые, лишенные какой-либо мягкости, удивительно красивые глаза были великолепны. Должность врачей занимали в основном женщины. Вот и красавица доктор-лейтенант с пышной грудью, осознавая свои достоинства, проходит расправив плечи.... В этой многонациональной стране нет никакого пренебрежения к другим национальностям. И военнопленных японцев осматривали каждого в отдельности, как бы и любого другого человека. Переберали картофель всегда на складе. На эту работу отправляли тех, кто уже не мог выносить обычного тяжелого труда или наполовину больных. Полдключив к железному ведру электричество, можно было отварить и покушать картошки. Хорошая это была работа. "Чисто надо подметать!" Была у нас такая страшная тетя офицер. Зато весело было. В застекленном корридоре, отскоблив грязь, нужно было потом все аккуратно вытереть. Но с неожиданными проверками было совершенно не схалтурить. Один раз пришлось мне оказаться перед женщиной-врачем в несовсем пристойном виде. Особенно переживала она за самых исхудавших солдат, настойчиво укладывая их в постель: "Скорее спать!" Голос у нее был очень добрый. Слезы не остановить. Плакал целый день напролет. Просто ужас, когда кто-то умирает у тебя на глазах. Обещался все рассказать его матери, если только сам целым домой вернусь. Может ли прах безмятежно покоиться в чужой земле. Неважно немец ты или венгр, все едино. Вот похороны... завтра они могут быть и по тебе. Это было в конце июня 1947 года, нас перегнали из лагеря в Славянске в мадьярский лагерь. Удивил венгерский солдат, тепло встретивший нас, японских солдат, "Маршем патриотов". Чувствуется, что у каждой национальности есть свои особенности. Мадьярцы называют Венгрию Вангрией. Очень веселый, жизнерадостный народ. Работают спустя рукава (т.к. ненавидят Советский Союз). Но относят себя к "японолюбам" и знают о Японии больше, чем мы сами. Микадо, гейша, Фудзияма, дзюдо, харакири. Славяне знают эти слова. Но когда дошло до сумо, оказалось, что никто как следует не разбирается в правилах. Даже проиграв, говорили "спасибо". Подружился я с летчиком, капитаном Покровским. Веря в японскую порядочность, он доверял мне свои ценные вещи и ключи от склада, а сам бежал на работу. Где он сейчас? В русской армии солдаты более 120 национальностей, которые говорят на разных языках. Монголы, хотя и понимают по-русски, выражаются коряво. Но лицом и телосложением похожи на японцев, что располагает к общению. К тому же, они прекрасные наездники. А я несколько раз упал с лошади. Дети любой страны милы и непосредственны. А вот такой живой пастреленок в школу на коньках поехал, и крикнув: "Здрасьте, Япон!", проскользил мимо. Спросив про войну: "Не, мы воевать не будем." Приятно. Дети говорят по русски очень несложно. Такие непосредственные и наивные, руссkие дети совсем не обращали внимания на расовые различия. То, что мне довелось с ними поиграть, можно назвать большим везением. И слов русских с ними много запомнил. Очень люблю детей! В мокрые от снега портянки совсем молодой солдат заворачивает ноги. Я отдал ему одну пару носок, обычно я одевал сразу две. Спросив, сколько лет, получил ответ -14. Солдат растирал двумя руками почти отмороженные ноги, а в его голубых глазах стояли слезы. О маме, наверное, вспоминал. В тренировочных играх участвовали все: Россия, Чехия, Польша, Германия, Италия и Япония. Я старался изо всех сил, но только в конце заметил, что все уже, похоже, специально проиграли мне, самому маленькому. Все же хорошие люди в мире! Кровать была очень дряхлая и сильно качалась. К тому же была такая узкая, что один солдат постоянно с нее падал. Уж не знаю, что за сон он там видел. Было раз, что и сам упал, так что ни над кем посмеяться я не мог. За невыполнение нормы работ на своем участке, нашего бригадира частенько вызывал к себе майор. По русски наш бригадир не понимал, вот и приходилось выслушивать ему всю ругань майора с отрешенным лицом. За это, да еще и за нас ему не раз приходилось отсиживать в карцере. Я думаю, что это колесо поезда. Если подойти поближе при отливке подобной вещи, то могут заболеть глаза из-за горячего воздуха. Мы работали пневматическим молотом, выравнивая поверхность колеса. Осколком мне порезало глаз, я перестал видеть и врач-немец прооперировал меня. Следующие два месяца я провёл в больнице в Дроссиковке (=Дружковка). На две недели я лишился зрения. Я осознал ценность обладания способностью видеть. Я подружился с добросердечными боевыми товарищами и молодым немецким солдатом. Когда я вновь смог видеть, я решил взять шефство над слабыми больными в знак благодарности за помощь, оказанную мне. Изо дня в день меня радовала мысль о том, что я смог быть полезен им. Когда мы, прогоняя мысли о возвращении на родину, сошли с поезда в Хабаровске, нам неожиданно открылся весь ужас нашего положения. Явились грозные молодчики, назвались членами Японской коммунистической партии и принялись агитировать за нее. Бывают же странные люди! (Но это ни в коей мере не является упреком в адрес современной Японской коммунистической партии. Пожалуйста, не поймите меня неправильно!) Наш главный Абэ-сан убеждал этих парней из коммунистической партии. И, хотя в течение этих двух недель, что мы жили в Находке, к нам иногда заявлялись эти парни, прослышав о том, что мы не знаем рабочих песен, всё же мы не проиграли. И у побежденной страны есть реки и горы. Вот они: японские острова, утопающие в зелени, вид порта Маидзуру - на глаза навернулись слезы. Кто-то крикнул "ура!". Некоторые солдаты не были дома уже 10 лет. Ступил на родную землю и услышал, как заскрипели доски причала, услышал звук собственных шагов. Встречающие все как один тоже кричали "ура!", благодарили, пожимали нам руки. В толпе сверкали белыми одеждами медсестры Японского Красного Креста. Первым делом пошли с боевыми товарищами в баню. Громким голосом разговаривали: "Как хорошо!" - "Да, никогда в жизни не было так хорошо!" С головы до ног нас обработали лекарством ДДТ, и, наконец-то, мы почувствовали себя настоящими японцами. "Татами! Татами!" Мы кувыркались на них, стояли на голове, прижимались к ним щекой - такие родные татами! Совсем как мать. Как я рад! Тогда я остро почувствовал, что, наконец-то, вернулся домой. Поезд с демобилизованными прибыл на станцию Кусанаги (в префектуре Сидзуока). Подбежал младший брат и позвал меня по имени, а потом стал неотрывно смотреть на меня, потолстевшего, пока я выходил из вагона. Подбежал и отец: "Это ты, Нобуо?" - "Да", - ответил я, отдав ему честь. "Я рад…" - выдохнул он и умолк.
|